Отар Кушанашвили - Я и Путь in… Как победить добро
– Твой Эрос хороший артист, но он не в топе. Он не развивается. Есть люди высокого полета, но не рискующие, не меняющиеся.
– Не то что ты…
– Не то что я!
– А какие отношения у тебя сейчас с Меладзе, который по части нелюбви к тебе номер раз в стане коллег (ВМ первый самым резким образом обрушился на ФК после инцидента с Мариной Яблоковой. – O.K.)?
– Я не очень хочу об этом говорить, но если ты обратился… Мы поддерживаем нейтральные отношения. По крайней мере, худа я ему не желаю. Просто прежде чем облачаться в тогу обличителя, надо вспомнить про зеркало.
– Дима Билан, у которого всегда был уверенный стиль, сегодня кажется мне смятенным… Мне кажется?
– Нет, не смятенным. Я так думаю, избыточно напряженным. Он не доверяет миру, что вокруг. Не верит в хорошее отношение, и это грустно. Хорошо, нам совсем недавно удалось поговорить, и, кажется, проблемы со мной уже точно нет. Я ему не враг.
– А кому враг?
– Никому. Тебе буду, если переврешь.
– !!! И еще про молодых. Про Лазарева…
...– Лазарев напоминает мне меня самого. Он не отмеряет этажи жизни неудачами, он все время ищет… Он и в цирке, и на льду – блестящ, и оперные арии вытянул. Если у Билана много хитов, то Лазарев – сам по себе хит… Кроме них двоих и нет никого.
– Про Аллу Борисовну…
– Уже одно то, что она никогда не превратится в Бетт Мидлер, говорит о ней больше, чем о Бетт Мидлер… Да уж, видел я Лайзу Миннелли в «Сексе в большом городе-2»…
– И как?
– Да она уродливее жабы и, кажется, тупее ее…
– Ну, это жестоко…
– Но таких имен, которым уже давно изменяет вкус, полно… Софи Эллис Бэстор. Хьюстон снюхалась.
– А я помню, как после московского концерта, когда УХ даже не понимала, где она и зачем, ты написал мне: «Вот что делает с человеком небрежение к Профессии и к себе».
– С нее этот список не начинается и ею, увы, не закончится. Надо себя охранять от соблазнов, блюсти.
– Это правда, что ты даже не пробовал наркотики?
– Клянусь! Мне это даже на уровне идеи не нравится.
Видимо, я устроен так, что говно ко мне не прилипает.
Видимо, я так с малых лет растворен в профессии, что любой шаг вправо и влево от нее неприемлем. Я так выстраивал – и выстроил – собственную жизнь, собственную карьеру, чтобы никогда не терять представления о реальности.
– Ты ведь посегодня, без иронии, единственный человек, который в Питере дал кряду 33 аншлаговых концерта. Сейчас такое возможно?
– Сейчас хаос. Хаос вообще, и хаос в головах. Но билеты в КДС мы продаем молниеносно.
– По нынешним временам это как изо льда сделать порох!
– Да уж…
– Как можно охарактеризовать ваши отношения с Яной Рудковской?
– Как приязненные… Она сильная и умная. Я всегда рядом, если надо. Я вообще всегда рядом. (В этот момент Маэстро и дает послушать новую песню. К слову об экспериментах – не всю же жизнь петь «Атлантиду»! Там, в неожиданно монохромной пьесе, была строчка «Ты прости мне», и маэстро, сетуя, что не всем дано понять разницу, начал рассказывать про то, что есть пропасть между «прости МНЕ» и «прости МЕНЯ». Отзываясь, к слову, о песне, я употребляю словцо «менестрель», и ФК трясется от смеха: «Смешное! Похоже на Гольфстрим!»)
– И все-таки: отчего так много всяких историй с тобой? Отчего так много в лучшем случае сарказма, в худшем – злобы?
– Это можно долго объяснять, но в конечном итоге это перфекционизм и его следствие. Я с себя спрашиваю в первую очередь, как никто не спрашивает, и, разумеется, спрашиваю со всех, с кем работаю. Тут уж… Тут я могу быть очень жестким.
Все, что у меня есть, это работа.
Доблесть ли это, или это кому-то кажется ущербным, я не знаю, и мне все равно. Если кто-то мешает мне в том, чтобы мою работу в ее близком к идеальному варианте увидел зритель, я этого терпеть не буду. Хотя, конечно, иногда нужно… поспокойнее, что ли.
– Я помню (и мне понравилось), как ты ответил на, подозреваю, 729-й за неделю вопрос о том, каково это было – быть мужчиной при Алле Борисовне.
– А я отвечаю (а отвечаю только тогда, когда сочту нужным), что меня эти разговоры вообще не трогают… Даже если ПРИ… При КОМ, люди? Это же Алла! И ладно бы я просто был, но ведь какая это мотивация, какой стимулятор, какое вдохновение – себе и ей доказывать, что выбор не случаен. Так что никаких комплексов! Я там, где я сейчас, во многом благодаря этому союзу.
– А где ты сейчас?
(Хохочет.)
– Я читал твое очень интересное суждение про эксперименты. До него, кстати, не применимый ко мне, да и ко многим, тезис: «Успешный человек – богатый человек». Как же быть со мной тогда, мраморно-величественной звездой, которая виновата только в том, что ее профессия – журналист? А в суждении, которое заинтересовало, примерно вот что: «Если ты понимаешь концерт как площадку для экспериментов, тогда иди и пой в караоке. Экспериментировать надо так, чтоб никто ничего не заметил».
– И что?
– Но ты же первый из экспериментаторов! Неостановимый, как гормональная буря: то блондин, то лысый…
– Но я не бью себя в грудь и не ору про то, какой я бесстрашный.
– Но это чревато утратой, скажем так, консервативной части поклонников.
– Поклонники бывают только любящие. Которые мечутся – то не поклонники. Вот этого, балансирования на грани «сегодня – люблю, завтра – нет», я не приму.
Мы все другие
Триумфальность только что прошедших в некогда самом главном, а теперь, может быть, и не в самом главном, но в самом престижном зале страны, в Кремлевском Дворце съездов, – концертов Филиппа Киркорова, во-первых, подтвердила правильность затеянного предприятия объяснить вам, почтенной публике, почему Киркоров имеет моральное основание, при всей своей одиозности, монументальности, фундаментальности, именовать себя таким.
Во-вторых, триумфальность обозначенных концертов подтверждает правильность избранной тональности. Это тональность нарочито вычурная, с которой я начал мой разговор с вами о Ф.К.
Можно было бы написать о нем в стилистике нового поколения околомузыкальных журналистов: ёрничать, хихикать. Я не нахожу поводов для этого, особенно в свете событий, из-за которых мы вынуждены были наблюдать за ФК, а не слушать его песни.
Я повторяю еще раз для тех, кого не вывела из себя моя ода его песням.
Человек, спевший «Я просто счастлив», не может быть подсуден.
Человек, имеющий вкус выбрать для своего репертуара, включающего не один миллион хитов, песню «Я отпускаю тебя», не может быть подсуден.
Человек, который в одном из дисков (а там их четыре) взял курс на «цыганизацию» – как он сам говорит, может быть подсуден. Если два раза я употребил из симпатии к его выбору слово «неподсуден», то мне очень-очень-очень не нравится, когда он изображает персонажа из фильма Кустурицы.
Но тут дело ведь вот в чем: мы взялись относиться к ФК объективно, а я пытаюсь делать это всеми силами с помощью минимальной божьей искры, дарованной мне родителями и небесами. Я слушал диск. А человек, который попадает на концерт, слушает песню в обрамлении шоу.
...ФК – единственный артист, по крайней мере в моей стране, который содержит (на эту мысль меня навел мой водитель Серега) огромное количество людей. Он считает необходимым, чтобы песня была обернута в красивую, хрустящую конфетную обертку.
Он считает необходимым сохранять верность шоу. Я даже не хочу задаваться мыслями, какой это бюджет. Но если за твоей спиной во время каких-то относительно цыганских песен танцуют 500 человек, а 60 играют на инструментах – конечно, это не музыкальный носитель. Это должно рассматриваться только в сочетании одного с другим.
Я понимаю, что поменял бы свое суждение, попади я на эти концерты. Ввиду семейных обстоятельств мне не удалось это сделать, но если даже в проходах Кремлевского Дворца съездов негде было притулиться, то, стало быть, публику историями с Мариной Яблоковой не проймешь. Потому что Яблоковой негде было упасть. Эта шутка была взята мною напрокат у самого ФК, или я сам ее придумал, не знаю. Было бы выгоднее сказать, что я придумал ее сам, но это будет враньем. Это чувство юмора самого ФК.
Плохой он или хороший, не мне судить. Я владею, и, надеюсь, владею хорошо профессией не оценочной, а предполагающей.
В эпосе, который сегодня завершается на TopPop.ru, была попытка понять, почему при всех скандалах, при всей своей одиозности он все время собирает полные залы. Мне кажется, я нащупал ответ.
Не знаю, смогу ли сформулировать отчетливо (мне редко удаются отчетливые формулировки), но, мне кажется, я знаю, почему. Может быть, потому что он другой. Слишком дешевый прием еще раз обыграть название его диска. Нет, он просто очень-очень-очень любит то, чем занимается, а это рано или поздно приводит к песням «Я отпускаю тебя», «Я просто счастлив». И к реплике, потрясшей меня во время чтения буклета, сопровождающей издание «Другой».
